Кажется, что сегодня обязанности судебного медицинского эксперта можно потихоньку начинать передавать нейросетям. Ну ведь правда: профессия, особенно с точки зрения обывателя, вообще непривлекательная. Понимать и систематизировать информацию, а потом делать правильные выводы ИИ умеет. Зачем человеку продолжать иметь дело с трупами? АЧБД поговорил об этом — и о профессии в целом — с доцентом кафедры судебной медицинской экспертизы из Санкт-Петербруга.
— Судебно-медицинским экспертом я стал, можно сказать, случайно. После окончания Военно-медицинской академии единственным свободным местом при поступлении в адъюнктуру оказалось место на кафедре судебной медицины. Таким образом я сюда и попал.
Зачем дюди выбирают эту профессию сознательно? Она отличается от других медицинских направлений глубиной проникновения в человеческую сущность, знакомство с людскими трагедиями тут происходит постоянно. Такого в медицине больше нигде нет. Возможно, это и привлекает будущих судебных медицинских экспертов.
«Вот это произвело очень сильное впечатление»
Первые трупы я помню еще из обучения в академии. Судебно-медицинские трупы, конечно же, отличаются от трупов патологоанатомических, поскольку они могут быть доставлены с мест пожара, убийства и так далее. Но особого психологического барьера в таких ситуациях для врача не существует, поскольку это — работа.
Судебно-медицинский труп, который впервые произвел на меня сильное впечатление, был тоже в академии. Перед судебной медициной у нас был цикл занятий по психиатрии. Там, на кафедре психиатрии, нам показывали пациентку, которая приняла определенные препараты с суицидной целью. Через какое-то время у нас начался цикл по судебной медицине. И каким же для нас, студентов, было удивлением, когда на занятиях по вскрытию трупа оказалось тело той самой девушки, которую мы видели на цикле по психиатрии. Только теперь это была уже не пациентка в психиатрическом отделении, а труп, который нам предстояло вскрыть. Вот это, конечно, произвело очень сильное впечатление.
Конечно же, такая работа оказывает какое-то влияние на психику — но его нельзя назвать существенным. Большее влияние судебная медицинская экспертиза оказывает на повседневную жизнь. У человека этой профессии вырабатывается экспертное мышление — оно потом как бы распространяется уже на все сферы жизни.
«Нас называют паталогоанатомами, но это не мы»
Судебно-медицинские эксперты занимаются множеством вопросов. В этой специальности есть разные направления — например, экспертиза трупов, экспертиза живых лиц, судебная гистология (гистология — раздел науки, который изучает строение, жизнедеятельность и развитие тканей организма человека. — Прим. АЧБД) или сложные экспертизы по материалам дела. Также есть определенное направление, связанное с идентификацией личности.
Главное же заблуждение насчет судебных медицинских экспертов — в том, что нас называют патологоанатомами, хотя мы таковыми не являемся, поскольку судмедэксперт — это совсем другая профессия, которая направлена на оказание помощи судам и следствию.
Есть ли в этой сфере место юмору? Конечно же, судебно-медицинский юмор существует: в основном другие специалисты придумывают про судебных медиков анекдоты. Говорят, например, что судмедэксперты очень чуткие люди — они никогда не режут по живому. А мы сами, например, в шутку называем трупы французским словом «кадавры».
Чем отличается российская практика от опыта других стран
— У нас, например, очень много судебных медицинских экспертов, в то время как в других странах их может быть меньше, так как там существуют разные варианты досудебных и доследвственных действий, которые оценивают перспективу уголовного или судебного процесса. Уже на этих этапах может приниматься решение о том, что труп вскрывать не надо, так как нет признаков насильственной смерти.
В России же происходит очень много вскрытий только лишь с подозрением на насильственную смерть, в результате которых выясняется, что человек умер от заболевания, а значит, по идее, судебным медицинским экспертам не нужно было его вскрывать, так как болезнь не является насильственной смертью, и, получается, затраченные усилия были напрасны.
Если бы я мог что-то поменять в системе, то я бы внес именно такую инициативу — чтобы часть таких трупов не направлялась на судебно-медицинское исследование. Чтобы участковые терапевты могли выписывать медицинские свидетельства о смерти, по факту того, что люди с какими-то, например, хроническими заболеваниями находились на учете в медицинских учреждениях и умерли в результате болезни. Чтобы родственники могли забрать тело умершего без следов вмешательства судебно-медицинских экспертов.
«Работа по доказыванию состава преступления»
В случаях, связанных с убийствами, отравлениями и так далее, конечно же, основная работа по доказыванию состава преступления ложится на плечи судебно-медицинских экспертов. В случаях расследования неудачного оказания медицинской помощи судебные медицинские эксперты помогают в расследовании неверных действий врачей.
Вот, например, одна из моих последних экспертиз была связана с тем, что женщина пришла к травматологу по причине болей в области кисти, которые, как она думала, возникли в результате травмы — ударилась о шкаф. Этим своим предположением она ввела врачей в заблуждение, ей сделали рентген, там все было хорошо, перелома нет, и ей поставили диагноз — ушиб.
При этом рука не переставала болеть, все больше опухала, поэтому девушка повторно обратилась к врачам-травматологом. Врачи еще раз посмотрели снимки, решили, что, возможно, перелом все-таки есть, и наложили ей лангету. Рука не переставала болеть.
Каждый день девушка делала фото- и видеофиксацию ухудшения состояния, с чем мы, эксперты, потом и работали
В итоге спустя пару дней девушке стало невыносимо плохо, и родственник вызвал ей скорую помощь — но скорая приехала в момент, когда девушка была уже мертва. По результатам судебного медицинского исследования было установлено, что у девушки был гнойный процесс в области левой верхней конечности. С помощью всех снимков, материалов дела, допросов врачей и родственников, а особенно благодаря материалам гистологических исследований было обнаружено, что у пострадавшей была газовая гангрена.
Газовая гангрена — это очень опасная анаэробная инфекция, токсины которой оказывают действие на сердечную мышцу. Такие инфекции сопряжены с очень высокой летальностью — около 85% случаев заканчиваются гибелью. В ходе повторной судебной медицинской экспертизы были установлены все обстоятельства, следователь уже четко представлял причину смерти и, опираясь на это, совершал дальнейшие действия по привлечению или непривлечению врачей к ответственности.
«Очень много нюансов, из-за которых применение ИИ невозможно»
Наш инструментарий не менялся за последние 20–30 лет. Даже можно сказать, что и за сто лет не изменился — но это что касается вскрытия трупа. Меняются и модернизируются различные компьютерные технологии, которые помогают выяснить обстоятельства получения повреждений во время происшествия, например, в момент дорожно-транспортного происшествия.
Из новых методик можно назвать полную компьютерную томографию трупа от головы до пяток, что помогает установить состояние внутренних органов и повреждений до вскрытия. Такая процедура помогает эксперту более целостно воспринимать ситуацию и более обоснованно отвечать на вопросы следователя или суда. Также появились новые технологии, применяющиеся в установлении степени родства и идентификации личности.
А вот помощь искусственного интеллекта в области судебной медицинской экспертизы не может быть реализована, поскольку уголовные и судебные процессы очень зависят от разных обстоятельств, охватить которые, на мой взгляд, ИИ не сможет. Определенные компьютерные технологии — графика, экспертиза по реконструкции событий преступления, по идентификационным исследованиям — да, помогают. Но не ИИ.
На сегодняшний день основной интеллект — это интеллект судебного медицинского эксперта, который вскрывает труп, анализирует, работает со следователями, принимает участие в допросах, в ходе которых может поменять мнение из-за того же поведения подозреваемого и так далее. Очень много разных нюансов, из-за которых применение искусственно интеллекта в нашей сфере, на мой взгляд, маловероятно.
«Эксперты будут глобальными мегамозгами»
Лет через десять работа судебно-медицинского эксперта сильно не изменится, поскольку зазор времени очень маленький. А если фантазировать, то лет через 50, я думаю, судебно-медицинские эксперты будут более подкованы в гистологии, патологической анатомии и юриспруденции.
И вот тогда судебно-медицинские эксперты будут такими глобальными мегамозгами — и этим они будут отличаться от современных экспертов, которые, на мой взгляд, узко профилированы в своей специальности. Экспертов может стать меньше, но они будут намного шире и глубже образованы, что поможет им в более тесном контакте работать со следственным комитетом и судом.