«Сбить плесень с села, снести стереотипы»: как, на что и для кого живет сельский театр под Калугой

Село Льва Толстого расположено в 17 км от Калуги. В нем живут три с половиной тысячи человек, и в нем никогда не бывал сам Лев Николаевич. Зато здесь есть «Театр села» — первый в России негосударственный сельский театр. Основал его актер и режиссер Глеб Данилов — постановки он продюсирует и режиссирует сам, а актеров привозит из столицы.

Проект уже вышел за границы калужской земли и гастролирует по регионам, а сам Глеб успел попасть в престижный рейтинг Forbes «30 до 30» 2023 года в категории «Социальные практики». АЧБД поговорил с ним о том, как выживает театр вдалеке от культурных центров, кому он там нужен и почему робот Муму не вредит классике, а наоборот.

— Многие, включая Пивоварова (журналист Алексей Пивоваров внесен в реестр иноагентов. — Прим. АЧБД), который делал про нас сюжет, пытались меня представить как деревенского парня в рубахе. Это не так. Я окончил ГИТИС, служил в разных московских театрах, снимался в кино — но потом по разным причинам вернулся на родину. В селе Льва Толстого, где живут мои родные, находился детский центр. Вернее как: половину помещения занимал он, а в другой была аптека, которая разорилась. Здание хотели продать на торгах — тогда бы и детский центр, естественно, оттуда вылетел. Создали краудфандинг, нам помогло много известных людей. В общем, собрали нужную сумму — выкупили здание и отремонтировали его. Так у нас появилась еще и театральная площадка.

Модель выглядит так: утром работает детский центр с кружками — от танцев до английского языка, — а по вечерам иногда мы играем спектакли. Одну постановку больше пяти раз в селе показать невозможно. Почему так? Людей мало. А подготовка одного спектакля стоит полмиллиона минимум — и то если на сцене у тебя стол и три актера. Поэтому детский центр формирует аудиторию для сельского театра, а сельский театр проводит театральный ликбез уже с готовой аудиторией.

Знаете, в 20–30-х годах XX века, когда в советской России развивали театральное движение, активно создавали сельские колхозные театры — так классику несли в массы. Сейчас же об этом никто не думает. Мы в каком-то смысле боремся с ветряными мельницами.

Только в связке с детским центром финансовая модель и работает, потому что сам сельский театр не может сам себя окупить. Это должен быть крупный город. Вот есть прекрасный частный «Коляда-театр» в Екатеринбурге — но там он в центре миллионника находится. А мы — в селе.

У меня не было иллюзий. Считать, что это перспективная с коммерческой точки зрения финансовая история — все равно что признать себя болваном. Это очень неблагодарная вещь с точки зрения денег. Зато уникальная. К нам приходят люди, которые и в город-то редко выезжают, а в театре многие и вовсе ни разу не были.

Все спектакли мы делаем при помощи профессиональной команды — в этом основной смысл проекта. Да, в местных ДК есть любительские студии, но мы все же про креативное искусство, в хорошем смысле уникальное. Я пишу пьесы, режиссер — мой однокурсник — ставит спектакли. Актеры — тоже наши однокурсники или ребята из других театральных вузов типа «Щепки» или «Щуки», все они служат в московских театрах. «Собираем» спектакль в Москве, а потом просто приезжаем и показываем сельским жителям. Зачем мы это делаем? Для меня главное — реализовать себя в творчестве. Как любой творческий человек я крайне амбициозен.

Смысл нашего проекта — как раз-таки сбить вот эту всю плесень с села, снести стереотипы. Село — это не только полуразрушенные дома, а территория, где каждый из вас может делать все, что угодно.

Калуга — это родина Циолковского. В каких условиях он творил, делал открытия, подтверждал философию русского космизма на практике? Калуга тогда напоминала большую деревню — да и сейчас не далеко от этого ушла, хотя это прекрасный город. Это очень хорошая мотивация для молодежи: реализовывать крутые проекты можно везде. Мы про это. Мы про вызов. Про другой взгляд на, казалось бы, унылые территории.

Когда ты сосредоточен только на сельской повестке — рано или поздно в любом случае упрешься в стену. Мы начинаем уходить от концепта исключительно сельского театра в сторону институции, которая занимается распространением театра, наполнением театром мест, где театральной инфраструктуры нет.

Когда мы стали известными, один крупный застройщик предложил нам что-то сделать в новых ЖК. Так появилась идея уличных «спектаклей в окнах» — когда люди смотрят спектакль во дворе «человейника» прямо из своих квартир. Мы некоммерческое объединение, у нас нет никакого бюджетирования. То есть вот у меня есть деньги — ставлю спектакль, нет денег — не могу поставить. Так что такие коллаборации стали для нас выходом. Сейчас мы часто делаем подобные спектакли в ЖК Подмосковья и Ленобласти. Мы не изменяем себе — у большинства из них адрес «Московская область, село такое-то». Или — «деревня такая-то».

Можно было бы сказать: «Ну это же почти город. Где отсутствие электричества, где бабушки с подсолнухами?» Но ведь в этих местах точно такая же проблема, как и «на селе» — отсутствие театральной инфраструктуры, которая сближала бы, позволяла знакомиться. Люди не знают друг друга, даже живя на одной лестничной клетке. А вот оказавшись вместе на спектакле, они знакомятся, обсуждают увиденное. Так и формируется комьюнити и добрососедская среда.

Нам близка тема будущего, тема технологичного диджитал-театра. Тот же «Малый театр» (в широком смысле — я так ведь классический театр называю) нам интересен исключительно как музей, как застывшая эпоха и прекрасная традиция классического театра. Например, мы поставили спектакль «Муму» только ради того, чтобы впервые на российскую сцену вывести робота-собаку. Для чего мы это делаем? Первый спектакль с роботом собакой и в селе — это уже иной взгляд на российскую глубинку.

Второй момент — популяризация. Перед началом спектакля спросил у детей: кто читал «Муму»? Две или три руки поднялись. После специально узнавал — многие дети прочитали текст. Потому что это было интересно подано. Робот — это краска. Конечно, он не перекрывает суть постановки, но это способ популяризации театра.

Мы — культуртрегеры. Важно, чтобы это было не скучное нечто, когда два часа сидят не могут высидеть и ждут антракта, чтобы сбегать за коньячком. У нас спектакли не дольше 40 минут — нужно быть лаконичным. Театр не должен превратиться в библиотеку. Пусть это будет один спектакль в год, но такой, чтобы о нем все говорили, и для нас вопрос первенства, эксперимента очень важен. Театр, как и идея русского космизма, не имеет границ.

Театр может происходить только в данную минуту. Видео этого не никогда не передаст. Кинематограф сейчас находится в дичайшем кризисе: лучшие фильмы остались в ХХ веке, а сейчас кино на сломе. И в этом смысле театр опять выиграл. С его живой эмоцией, с живым человеком театр вечен. А перед кино стоит задача придумать новую форму существования: запахи, 6D, возможность выбирать сценарий фильмов. Это вызов и для театра тоже, но он неуязвим.

И даже если это будет робот — это все равно подобие человека, в него тоже будет вложена человеческая эмоция и человеческий текст. Офлайн не победит ничто. Если мы с вами ходим по улице и видим приближение весны, таяние снега — значит, мы живые. И театр живой, поэтому театр вечен.

Сельский театр — это философия. Мы же показываем спектакли не только в нашем селе, приезжаем и в другие — а там вообще нет инфраструктуры. Не театральной — вообще. Как-то раз мы поехали, а мост через ручей просто смыло. И наша команда делала из подручных инструментов мост, чтобы проехать на микроавтобусе, добраться до сельского клуба (видавшего виды) и показать спектакль. Примитивный пример, но он о том, что мы – про конкретное дело. В нашем названии слово «село» не менее важно, чем «театр».

Я из тех, кто однажды встал на этот путь и уже не откажется от своей цели. Планов очень много, в том числе реконструкция нашего здания в селе. Чтобы их воплотить, постоянно приходится искать неравнодушных людей, которые могли бы нам помочь. Получается неплохо: мы стали лидерами театрального краудфандинга, обогнав по суммарным сборам «Квартет И» и Театр Вахтангова. Значит, все не зря.